- English
- Русский
За время пребывания в консерватории я не только учился сам, но и давал уроки игры на фортепиано, а также теории музыки.
Были у меня и ученики детского возраста и взрослые.
Один из моих товарищей по университету брал у меня уроки гармонии. Один нотариус, игравший на скрипке, занимался со мной ансамблевой игрой. Это было уже началом будущей моей более широкой педагогической деятельности.
Последние годы занятий в классе свободного сочинения Соловьева я, помимо классных работ, сочинял еще различные произведения, из которых некоторые были напечатаны и впоследствии много раз переиздавались.
В числе последних был, например, прелюд фа-минор ор. 3, № 1 для фортепиано, через несколько лет вошедший во многие так называемые классные репертуары.
Муж моей старшей сестры С. С. Бейм выпустил в (печати небольшую серию моих сочинений: упомянутый прелюд, ряд фортепианных пьес под названием «Детство и юность», «Berceuse» («Колыбельную») в ре-миноре для скрипки с аккомпанементом фортепиано и романс «Дума» на слова поэта С. Рафаловича, для баритона.
Таким образом, начало моей композиторской деятельности я также могу отнести к периоду учения в консерватории.
Часто выступая на ученических вечерах и экзаменах консерватории, я, кроме того, много раз участвовал в концертах в пользу различных студенческих землячеств.
Ежегодно, играл я в концертах в пользу кассы взаимопомощи студентов-караимов. Касса эта была учреждена самими этими студентами-караимами, в числе которых был и я.
Благодаря этим выступлениям эстрадная концертная практика, которая была у меня до поступления в консерваторию, не прерывалась в течение годов пребывания в последней.
Четвертый раздел моей будущей общей музыкальной деятельности, музыкально-литературной работы начался много позднее, и об этой стороне музыкальной деятельности я тогда еще не думал.
*
Частые заболевания тяжелыми болезнями вследствие отчасти плохих климатических условий и отчасти благодаря собственной неосторожности и неумению приспособиться к северному, сырому холодному петербургскому, климату — много отняли времени от моих музыкальных работ и удлинили срок пребывания в консерватории. Последнее заболевание — вторичное воспаление легких в конце-концов привело к тому, что лечивший меня доктор посоветовал по окончании консерватории никогда больше не жить в Петербурге.
На деле все это, впрочем, не оказалось таким страшным. Через несколько лет после окончания консерватории, по лучив от бывшего тогда директором консерватории А. К. Глазунова приглашение вступить в преподавательский состав Петербургской консерватории, я принял это предложение и переехал в Петербург, где благополучно живу в течение больше двадцати шести лет.
*
За бытность учеником консерватории я более близко сошелся с некоторыми товарищами не только классов профессоров, у которых я учился, но и классов других профессоров и других специальностей.
Из числа этих учившихся одновременно со мной многие впоследствии стали профессорами той же консерватории и видными музыкальными деятелями.
Вот список этих моих товарищей и друзей.
По игре на фортепиано:
Профессора Н. А. Дубасов, А. Ф. Штейн, А. М. Миклашевский, И. И. Венцель, пианист Осип Габрилович.
Скрипачи: профессора И. Р. Налбандиан, С. П. Коргуев, Э. Э. Крюгер, солист В. Г. Вальтер.
Виолончелист — профессор Е. В. Вольф-Израэль.
Композиторы — А. Т. Гречанинов, Н. Амани, профессора Фомин, Казаченко, М. Ф. Гнесин.
С большинством из них я встретился вновь в Петербурге, когда вступил в состав преподавателей консерватории и много лет вместе с ними работал.