ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 7. Окончание университета

7. Окончание университета

Мне придется вернуться назад ко второму году описываемого мною здесь периода.

Я уже писал, что по болезни мне не удалось в этом году прослушать всех лекций Рубинштейна по истории фортепианной литературы. Заболел я тогда воспалением легких.

Оправившись от этой болезни, я в том же учебном году имел несчастие вскоре заболеть еще более тяжелой болезнью — возвратным тифом.

В университете я числился в то время на четвертом, последнем курсе юридического факультета; но, заболев, не мог посещать в этом втором полугодии ни консерватории, ни университета.

После выздоровления по настоянию врача я должен был бросить все занятия и для восстановления сил отправиться на юг к своим родителям.

Возвратившись после летних каникул в Петербург, я предполагал тотчас же приступить к сдаче окончательных экзаменов по юридическим наукам в университете, думая, что числился на четвертом курсе весь последний учебный год.

В то время в университете впервые был введен новый устав.

Согласно этому уставу на всех четырех курсах юридического факультета не требовалось сдачи настоящих экзаменов для перехода с курса на курс. Но зато, пробыв на этом факультете четыре года, нужно было сдавать сразу экзамены по всем предметам за все четыре курса в государственной комиссии, состоявшей из профессоров университета, при участии видных юристов и сенаторов, назначавшихся правительством. Посещение лекций не было обязательным и не контролировалось. Требовались только легкие зачеты на первых трех курсах, и то не по всем предметам. Эти зачеты сдавать было не трудно, так как профессора к ним относились очень снисходительно, считая, что знания студентов будут все равно строго проверены при сдаче ими по тем же предметам окончательных экзаменов в государственной комиссии. У меня все эти зачеты были сданы, на четвертом же курсе не требовалось никаких зачетов.

Вот почему, несмотря на непосещение мною лекций второго семестра четвертого курса, я был уверен, что буду допущен к сдаче окончательных экзаменов в государственной комиссии.

Каково же было мое изумление, когда, зайдя в канцелярию университета, я узнал, что не только не допущен к этим экзаменам, но даже числюсь в списке студентов, исключенных за невзнос платы за второе полугодие последнего учебного года.

Тогда только я вспомнил, что из-за болезни и отъезда домой забыл внести эту плату.

Я обратился к ректору университета с просьбой разрешить мне внести деньги, чтобы иметь право экзаменоваться.

Ректор, однако, сказал мне, что этого он никак разрешить не может и единственное, что он может сделать, это зачислить меня вновь на четвертый курс, так что экзамены в государственной комиссии я смогу сдавать только через год.

Таким образом, волей-неволей, пришлось остаться на второй год на четвертом курсе и в общем пробыть в университете вместо четырех — пять лет.

*

Мне очень памятно время подготовки к сдаче экзаменов в государственной комиссии.

Сдать нужно было что-то около двадцати предметов, как я уже говорил, по всем четырем курсам.

В общем весь период сдачи этих экзаменов продолжался больше полутора месяцев. Это было время непрерывной горячей усиленной работы. Не только целыми днями, но иногда и ночами приходилось сидеть за книгами и за эти полтора месяца переработать и усвоить массу материала.

Не раз случалось, что когда квартирная хозяйка, у, которой я нанимал комнату, часов в восемь вечера приносила мне самовар и все, что нужно было к вечернему чаю, и ставила все это на стол, за которым я работал, я забывал о чае и дорабатывался до того, что сидя засыпал на своем стуле. Среди ночи, проснувшись, я выпивал холодный чай и иногда продолжал работу дальше до самого утра.

*

Теперь, когда я задумываюсь над тем, к чему нужно было сдавать эти экзамены, когда я все равно не думал стать юристом и ни на минуту не колебался в своем решении всецело в будущем отдаться музыкальной деятельности, я не нахожу этому другого объяснения как то, что в моем характере всегда было стремление всякое начатое дело доводить по мере сил до самого конца.

*

Несколько слов я хочу сказать вам о тех ,способах, которыми я пользовался в своей работе по усвоению такой массы предметов в сравнительно короткий срок.

По некоторым предметам я составлял краткие конспекты, бегло просматривая которые я мог бы перед самым экзаменом быстро возобновить в памяти главнейшее содержание этих предметов. Перечитывая каждый отдел печатного или гектографированного курса лекций, иногда по нескольку раз до тех пор, пока я уяснял себе вполне его содержание, я тотчас же на больших листах писчей бумаги мелким шрифтом записывал вкратце самое главное, самую суть содержания этого отдела.

Над другими предметами я работал иначе.

Имея в руках синий и красный карандаш, я на самих книгах подчеркивал синим карандашом более важное по содержанию в каждом данном отделе и тут же, перечитывая затем только подчеркнутое, вторично подчеркивал уже красным карандашом наиболее существенное и главное из подчеркнутого синим.

Таким образом, я тоже получал возможность быстро оживлять перед экзаменом в памяти главнейшее содержание всего курса.

К подготовке к экзаменам я приступил с очень неравномерными знаниями по различным предметам.

Больше всего знаний было у меня по предметам первого курса, по которым я не только прослушал все лекции профессоров, но и перечитывал в свое время печатные их курсы. В дальнейшем я уже гораздо реже посещал лекции и не успевал также полностью знакомиться с их содержанием по книгам. Однако некоторые особенно меня интересовавшие отдельные вопросы я не только прошел по курсу лекций, но еще и специально изучал по трудам других авторов в Публичной библиотеке.

Таким образом, по отдельным вопросам у меня было даже больше знаний, чем это требовалось для сдачи экзамена, но некоторым предметам знаний было достаточно, а по другим их совершенно не хватало.

За короткий срок, конечно, нельзя было восполнить многочисленные пробелы в моих знаниях и, несмотря на усиленную подготовительную работу (приходилось иногда в один день прочитывать больше 300 страниц печатного курса), экзамены представляли для меня еще большую лотерею, чем это обыкновенно было в старое время.

Все зависело от того, какой номер билета .вытянешь и какой вопрос вздумает задать профессор на экзамене.

*

Экзамены начались при весьма торжественной обстановке. За большим длинным столом, с одной стороны сидели знакомые нам профессора и назначенные в комиссию юристы и сенаторы, седые и лысые; с другой—на приготовленный стул садились против экзаменовавших профессоров подвергавшиеся испытанию студенты.

В памяти у меня сохранились экзамены только по некоторым предметам, которые я сдавал.

По «Римскому праву» я был хорошо подготовлен, но благодаря утомлению от усиленной работы не сразу отвечал на вопросы, задававшиеся экзаменовавшим меня профессором Дорном.

Сидевший рядом с Дорном седой сенатор каждый раз, когда я задумывался над ответом, укоризненно покачивал головой и особенно сильно выявил свое неудовольствие, когда экзамен кончился.

Большое удовлетворение получил я, однако, когда после последнего неодобрительного жеста сенатора Дорн, обратившись к нему, сказал:
— Ничего! Он, хотя и не сразу отвечал на вопросы, но, видно, прекрасно знает предмет — и поставил мне «весьма удовлетворительно».

Очень повезло мне на экзамене по «Гражданскому праву».

Обширный курс профессора Дювернуа обнимал около 1000 страниц. Одно введение в этот курс превышало 100 страниц.

Много раз принимался я раньше за изучение этого курса, и каждый раз дальше введения мне не удавалось пойти.

Бегло и весьма поверхностно перед самым экзаменом ознакомился я с остальной частью курса.

Но разве не лотерея экзамен по билетной системе?

Я вытянул первый номер — «Введение», единственную часть всего курса, которую я знал основательно.

Дювернуа был очень доволен моим ответом и также поставил мне «весьма удовлетворительно».

Скандально экзаменовался я по «Церковному праву».

На первый вопрос экзаменовавшего меня проф. Рождественского— «Что вы можете сказать о приходах?» — я отвечал совершенно неудовлетворительно. На второй его вопрос: «Каковы права и обязанности архиерея?»— я с трудом выуживал из своей памяти некоторые, кажется, из десяти пунктов, перечисленных в его курсе. При этом Рождественский по номерам этих пунктов отгибал соответствующие пальцы на обеих руках. Когда я остановился и остальных пунктов не мог припомнить, он выставил мне обе руки с неотогнутыми торчавшими вверх пальцами и спросил:
— А это что?

Когда я продолжал упорно молчать, он отпустил меня словами:
— Ну, идите! Бог с вами! — и поставил мне отметку «посредственно».

Из-за этой отметки я опасался, что все мои труды пропадут напрасно, и я буду лишен диплома об окончании университета. Декан факультета, к которому я обратился с просьбою разрешить мне переэкзаменовку, однако, успокоил меня тем, что одна такая неудовлетворительная отметка по второстепенному предмету, как «Церковное право», допускается и не мешает получению диплома.

Особенно сильное утомление я испытал перед сдачей экзамена по «Уголовному праву».

Экзамен по этому предмету был неожиданно перенесен па три дня раньше первоначально назначенного срока. Между тем объявлено было об этом только за два дня до самого экзамена.

За остававшиеся в моем распоряжении два дня я должен был поэтому успеть проработать огромное количество материала, которое предполагал пройти за пять дней.

Два дня и две ночи я без перерыва готовился и двое суток не ложился спать.

На экзамене я вытянул билет, на котором было написано: «О смертной казни».

Вследствие сильнейшего переутомления и бессонных ночей, я, прочитав на вытянутом билете вопрос, на который мне предстояло отвечать, почувствовал, что голова моя совершенно пуста. Это был форменный столбняк.

Порядок на этом экзамене был такой, что каждый студент, вытянувши билет, не сразу должен был отвечать, а имел минут пятнадцать-двадцать для обдумывания своего ответа, пока отвечал предыдущий.

С трудом собравшись с мыслями, я отвечал профессору Фойницкому на заданный вопрос.

Но Фойницкий имел обыкновение каждому экзаменующемуся студенту, после ответа по вытянутому им билету, задавать еще отдельно какой-нибудь вопрос из остального курса, и тут уже для обдумывания времени не было.

Случайно он задал мне еще один вопрос из «Уголовного права», касающийся грабежа.

Я вторично почувствовал, что со мной сделался столбняк. Состояние было такое, что если бы меня в этот момент спросили, как меня зовут, я бы никак не мог ответить.

После того как Фойницкий некоторое время напрасно ждал моего ответа, он сказал мне:
— Очень жаль. А я хотел поставить вам «весьма удовлетворительно», — и поставил «удовлетворительно».

*

В результате продолжительного напряжения сил, тянувшегося непрерывно в течение более полутора месяцев, па другой же день после сдачи последнего экзамена, не только у меня одного, но и у многих студентов, наступил сильнейший упадок сил.

Я и двое моих земляков, также студентов-юристов, начали было готовиться к экзаменам вместе. Знания наши были, однако, настолько различны, что работать совместно не имело смысла. Вскоре поэтому мы перешли на работу в одиночку.

Когда мы еще занимались вместе, то, по предложению одного из моих товарищей, решили по окончании экзаменов устроить пирушку с выпивкой. Однако пирушка эта так и не состоялась: все мы трое были так переутомлены, что о каком-нибудь кутеже не могло быть и речи. Я, например, после сдачи последнего экзамена, вынужден был на другой же день слечь в постель, так как почувствовал неимоверную слабость, утомление и даже боль во всем организме, и пролежал, таким образом, несколько дней.

На память о периоде усиленной подготовки к университетским экзаменам у меня на всю жизнь осталась близорукость вследствие переутомления глаз от массы прочитанных книг и исписанных мелким шрифтом конспектов.

*

И все-таки, несмотря на все эти неприятности, получение диплома об окончании университета доставило мне большое чувство удовлетворения: предпринятое дело получения высшего образования мною было, таким образом, доведено до последнего заключительного аккорда.

Думаю, кроме того, что в практическом отношений период подготовки к окончательным экзаменам принес мне свою пользу — дал моей умственной работе известную дисциплину, приучил отличать главное от второстепенного и, как я уже говорил в начале этой книги, развил способность аргументировать, т. е. способность приводить убедительные доказательства своим утверждениям.