Письма Л. Бетховена к Ж. Дейм
ПИСЬМА Л. БЕТХОВЕНА К Ж. ДЕЙМ
Почти ежегодно в периодических изданиях появляются новые публикации писем Бетховена. Эпистолярное наследие великого композитора пополнилось за последние десятилетия не одной сотней вновь найденных автографов.
Важное биографическое значение имеет, в частности, одна из новейших публикаций, осуществленная в 1957 г. директором архива Бетховена в Бонне, профессором И. Шмидт-Гёргом. Это — факсимильное издание «Тринадцати неизвестных писем Бетховена к графине Жозефине Дейм (рожд. Брунсвик)»1, в которых полнее и глубже, чем в других его письмах к женщинам, раскрывается трагедия одиночества, история любви, хотя и не безответной, но тем не менее (а, быть может, тем более!) горестной.
Письма не датированы Бетховеном. Только в одном из них указаны число, месяц и пункт отправления («Гейлигенштадт, 20 сентября»). Но И. Шмидт-Гёрг, посредством сопоставлений с различными другими данными, установил, что первые восемь писем относятся к 1804 — 1805 гг., а остальные пять — к 1807 г.
С сестрами Брунсвик Бетховен познакомился в Вене, весною 1799 г. Вскоре он стал их учителем, и 23 мая в альбоме Терезы и Жозефины появился его автограф: «Песня с вариациями для фортепьяно в 4 руки» («Ich denke dein», на слова В. Гете).
Спустя месяц после знакомства с Бетховеном двадцатилетняя Жозефина против ее воли была выдана замуж за графа И. Дейма, который был старше ее почти на тридцать лет. В период 1800 — 1803 гг. в доме Дейма устраивались музыкальные собрания, и Бетховен принимал в них участие. Но тогда еще между ним и Жозефиной не могло возникнуть отношений, выходящих за рамки дружбы. Как говорил сам Бетховен, одним из главнейших и постоянных его правил являлось — «никогда не вступать ни в какие отношения, кроме дружеских, с женщиной, имеющей супруга»2. К тому же, в ту пору его сердце было пленено не Жозефиной, а ее младшей кузиной — Джульеттой Гвиччарди, чье имя увековечено посвящением так называемой «Лунной сонаты»3.
В январе 1804 г. И. Дейм скончался, оставив на руках у Жозефины четверых детей (четвертого ребенка она родила, уже будучи вдовой). После пережитого потрясения она еще чаще обращалась к музыке; отличная пианистка, она особенно высоко ценила произведения своего учителя, боготворимого ею Бетховена. И в первых трех письмах, которые он писал ей примерно через 7—10 месяцев после смерти ее мужа, речь идет о его новых сочинениях, о «музыкальных средах» у Жозефины, об участии в них его друзей — Н. Цмескаля и И. Шупанцига, а также о здоровье сестры Жозефины — Шарлотты, о житейских делах брата Бетховена — Карла и т. д.
В следующих двух письмах (№№ 4 и 4а), относящихся к началу 1805 г., звучат страстные признания в любви. Бетховен, недавно закончивший «Героическую» симфонию, сочиняющий теперь оперу «Леонора» и сонату «Аппассионата», бичует себя перед лицом Жозефины за свою «недостаточную деятельность». Он вспоминает о печальных осенних днях 1802 г., когда глухота подвела его к краю пропасти, в которую он не свалился только благодаря своей титанической воле. Он разоблачает козни родных графини, которые, чтоб сразу же пресечь его сближение с нею, посеяли сплетню и, как это ни низко, привлекли для этой цели «Песнь к надежде», которую он написал для нее!
Содержащиеся в этих письмах выражения Бетховена — «Я склонил Ваше сердце», «Наша любовь» и т. п., свидетельствуют, что его чувство нашло у Жозефины отклик. Правда, ответы ее не так пылки, как его письма. Признаваясь в любви к нему, она вместе с тем просит, чтобы он умерил свою страсть, так как если бы она пошла навстречу этому чувству, ей пришлось бы «пренебречь святыми обязанностями». «Поверьте, любимый, дорогой Бетховен, — пишет она ему, — что я гораздо больше страдаю, чем Вы, гораздо, гораздо больше».
Но какими же святыми обязанностями пришлось бы пренебречь двадцатишестилетней вдове, если б она вышла замуж за любимого ею Бетховена? Считала ли она такой обязанностью слепую покорность аристократической родне?..
Много лет спустя ее сестра Тереза написала в своих мемуарах: «Почему моя сестра Жозефина не вышла за него [Бетховена — Н. Ф .] замуж, когда овдовела после Дейма?.. Любовь к детям заставила ее отказаться от собственного счастья». Действительно, Жозефина знала, что Бетховен не сможет посвятить себя воспитанию четверых ее детей.
Ряд последующих писем Бетховена к Жозефине (№№ 5 — 8), отражая дальнейшее развитие отношений между ними, представляет известный интерес и для уточнения отдельных деталей его биографии. В них идет речь о таких произведениях, как сонаты Op. 47 («Крейцерова») и Op. 53 («Аврора»), раскрывается отношение Бетховена к его другу К. Лихновскому, содержатся сведения о книгах, которые Бетховен читал в ту пору, высказывания о генерал-басе и т. д. Эти письма относятся, как полагает И. Шмидт-Гёрг, к первой половине 1805 г.
Осенью того же года Жозефина временно уехала из Вены к своей матери в Офен, и, по-видимому, с этого момента переписка прекратилась. Она возобновляется лишь в мае 1807 г. Первое из писем этого периода (№ 9) касается, главным образом, рукописи струнных квартетов Op. 59, посвященных А. К. Разумовскому. По тону письма чувствуется, что Бетховен стремится предотвратить новую вспышку своей страсти.
Ему это, однако, не удается. Летом 1807 г., сочиняя по заказу князя Н. Эстергази свою мессу C-dur (Op. 86), он все время возвращается мыслями к ней —-своей «единственной возлюбленной». А в середине сентября, вернувшись в Вену из Эйзенштадта (где 13 сентября во дворце Эстергази состоялось первое исполнение Мессы), он спешит ее навестить. Но увы! Ему отказывают в приеме.
Об этом мы узнаем из письма, которое он написал ей 20 сентября из пригорода Вены — Гейлигенштадта (№ 10). Еще резче выскажется он об этом в одном из последующих писем (№ 12), относящемся все к той же осени и непосредственно предваряющем печальный разрыв (№ 13).
Когда читаешь впервые теперь опубликованные письма Бетховена к Жозефине Дейм, то приходит на память еще одно письмо его, известное уже давно и волновавшее не одно поколение музыкантов и любителей музыки. Это — знаменитое письмо к «Бессмертной возлюбленной», которое Бетховен датировал понедельником 6-го июля и следующим днем (без указания года). Какие только гипотезы ни выдвигались за 120 лет по вопросу о том, когда и кому он написал это загадочное послание, найденное в потайном ящике шкафа после его смерти! В 1840 г. А. Шиндлер (первый публикатор письма) отнес его к 1801 г.4 и утверждал, что оно предназначалось для Джульетты Гвиччарди. В 1866 г. А. Тайер, выступив с опровержением гипотезы Шиндлера, отнес письмо к 1807 г. и признал «Бессмертной возлюбленной» Терезу Брунсвик, с которой Бетховен будто бы был обручен в 1806 г. В конце XIX века Т. Фриммель высказал мысль, что письмо могло быть написано в 1795 г. певице Магдалине Вильман. В 1908 г. Томас Сан-Гали назвал имя другой певицы — Амалии Зебальд. Наконец, в 1920 г. Ла-Мара назвала Жозефину Дейм.
Теперь, в результате исследований Г. Римана и М. Унгера, установлено, что письмо было написано в 1812 г. Основанием послужил детальный анализ летних маршрутов не только Бетховена, но также и упоминаемого в письме к «бессмертной» — князя П. Эстергази. Кроме того, данная датировка получила косвенное подтверждение в одном из писем Бетховена к Гертелю (это письмо не было известно ни Шиндлеру, ни Тайеру)5.
Однако, по вопросу о том, кому было написано письмо, споры продолжаются и сейчас. Особенно острая дискуссия по этому поводу возникла недавно в связи с выходом книги «Beethovens unsterbliche Geliebte» 3. Кацнельсона (Цюрих, 1954) и книги «Beethoven» В. Хесса (Цюрих, 1956). Оба автора, еще не зная «Тринадцати писем», впервые опубликованных в 1957 г., утверждали, что тесное сближение Бетховена с Жозефиной произошло именно в 1812 г., когда она состояла уже во втором браке — с учителем ее детей бароном К. фон Штакельбергом (этот брак, на который Жозефина согласилась в 1810 г. не по любви, а ради детей, оказался для нее несчастным, и в 1812 г. у нее был временный разрыв с мужем). Подробными анализами предполагаемых, но не доказуемых фактов 3. Кацнельсон и В. Хесс пришли к выводу, что «Бессмертной возлюбленной» могла быть только Жозефина Дейм.
Но И. Шмидт-Гёрг на основании «Тринадцати писем» сделал заключение, что Бетховен распрощался с Жозефиной уже в 1807 г., то есть за пять лет до написания письма к «бессмертной». И подытожил дискуссию: «Тайна «Бессмертной возлюбленной» продолжает оставаться тайной».
Соглашаясь с И. Шмидт-Гёргом в этом выводе и присоединяясь к его протесту против научно необоснованных «сенсационных открытий», мы не можем, однако, не обратить внимания на то, что в тоне и характере «Тринадцати писем» есть много общего с письмом к «Бессмертной возлюбленной». Как тут, так и там Бетховен обращается к женщине, которой пишет, со словами: «Geliebte», «Mein Alles», «Engel»; как в письмах к Дейм, так и в письме к «бессмертной» — фигурирует слово «Gram» (печаль), как некая главная тема, и содержатся сходные рассуждения о несовершенстве речи, неспособной выразить силу чувств; в обоих случаях Бетховен призывает возлюбленную, чтобы она не предавалась грусти и не осуждала бы его; и тут и там он добавляет к своей подписи слова: «навеки твой (Ваш)». В его письмах к другим женщинам мы не встречаем таких совпадений. Возникает вопрос: не стоял ли перед глазами Бетховена образ его «единственной возлюбленной» Жозефины, когда он писал письмо к «бессмертной»? Ведь неизвестно даже, было ли это любовно-прощальное письмо, написанное карандашом, кому-нибудь отправлено...
«Тринадцать писем» к Жозефине Дейм займут важное место в эпистолярном наследии Бетховена. Они открывают новую страницу его личной жизни, дополнительно освещают его характер. Приводим тексты бетховенских писем к Ж. Дейм в переводе на русский язык6.
* * *
А. 1804—1805. № 1. Вчера я сам не знал, что сумею удовлетворить Ваше сильное желание чего-то нового. В посылаемом Вам произведении1 вторая соната нова, ни у кого ее здесь еще нет, и я должен, таким образом, очень настоятельно просить Вас никому ёе не давать, так как в ином случае она бы могла попасть в руки какого-нибудь местного издателя, и этим ее подлинный издатель мог бы быть введен в убыток. Гр[афу] Францу всего лучшего, сегодня мне невозможно ему написать. Думаю, что завтра под вечер я смогу себе доставить удовольствие быть в Вашем и Шарлотты обществе. Прощайте, милая, добрая графиня.
Ваш преданнейший Бетховен.
Бетховен (1802 г.)
№ 2. Мне кажется, милая Жозефина], что вчера я не вполне был внимателен — не сказали ли Вы, что мне надо придти к Вам обедать? Если Вы это действительно сказали, то я приду. Как себя чувствует Шарлотта? Надеюсь, лучше. До счастливого свидания.
Второпях, Ваш поклонник Бетховен.
№ 3. С Шуппанцигом дело улажено. Он придет и придет с удовольствием; он сам Вам об этом напишет или зайдет к Вам. Вы можете устраивать музыку каждые две недели и назначить Шуппанцигу день. Цмескаль и в этом деле с Ш[уппанцигом] проявил ему свойственную милую неточность, иначе все бы вышло по-другому. Теперь, таким образом, все для меня стало ясным.
Что касается музыки в будущую среду, я желал бы, чтобы Вы либо совсем ее не устраивали, либо еще — с Шлезингером2 , чтобы я безвинным образом не подвергся ненависти этих людей.
Мой брат, который служит в налоговой кассе, просил меня вчера исходатайствовать для него Ваше разрешение придти к Вам на поклон, так как он хочет к Вам обратиться за рекомендацией, где-то ему понадобившейся. В чем суть дела, я не знаю; добавлю лишь, что коли Вы моему брату в состоянии чем-то помочь, то и я его препоручаю Вашему покровительству. Хоть злые люди распустили слух, будто он со мной обходится неискренно, я могу Вас заверить, что все это неправда, что, напротив, он всегда обо мне честно заботился. Что-то грубое бывало в поведении его раньше, и это вызвало у людей предубеждение против него. Но после нескольких поездок, совершенных им по делам его службы, он полностью переменился в этом отношении. Итак, дайте мне знать, милая, добрая Жозефина], когда ему можно к Вам придти.
Ваш — Ваш — Ваш Бетховен.
№ 4. Как я говорил, моя возлюбленная Ж]озефина], дело с Л[ихновским] не является столь уж страшным, как Вам обрисовали. Л[ихновский] случайно увидел у меня песню «Аn die Hoffnung»3 . Я не приметил этого, и он тоже ничего не сказал, но заключил из увиденного, что, вероятно, я к Вам отношусь не без склонности. И вот, когда Цмескаль пришел к нему по Вашему и тети Гв[иччарди]4 делу, то он спросил его, не знает ли он, часто ли я Вас навещаю. Цмескаль не ответил ни да, ни нет, и, в сущности, он ничего и не мог ответить, потому что я, насколько возможно, устранился от его бдительности. Лихновский сказал, что он случайно (через песню) приметил, что я как будто бы питаю симпатию к Вам; однако, как он меня свято заверил, он Ц[мескалю] о том ничего не говорил, и Ц(мескаль] лишь должен был передать тете Гв[иччарди], чтобы она побеседовала с Вами о побуждении меня поскорее окончить мою оперу. Твердо зная о том, как глубоко я Вас почитаю, он полагал, что это может произвести очень хорошее действие. Вот и весь factum. Ц[мескаль] его преувеличил, и тетя Гв[иччарди] тоже. Однако же Вам теперь можно быть спокойной, так как кроме этих двух лиц тут никто не замешан.
Л[ихновский] сказал, что ему слишком свойственна учтивость, чтобы вымолвить хотя бы одно слово даже и в том случае, если бы он не сомневался в существовании более близких отношений. Напротив, он ничего бы так не желал, как действительного возникновения таких отношений между Вами и мной, коли это возможно; ибо судя по тому, что ему известно о Ваших качествах, для меня бы могло это быть только полезным — basta cosi.
Автограф письма Бетховена к Ж. Дейм (вторая и третья страницы письма № 4)
Верно, что я не так деятелен, как должен бы быть. Но какая-то душевная скорбь давно меня лишила энергии, некогда обычной для меня, а в продолжении некоторого времени, обожаемая Ж[озефина], когда моя любовь к Вам пустила свои первые ростки, эта скорбь еще умножилась. Как только мы снова окажемся друг подле друга наедине, Вы узнаете о том, что меня мучает, и о борьбе, которую я в продолжение некоторого времени вел с самим собой — о борьбе между смертью и жизнью. Одно событие меня заставило надолго извериться в существовании всякого земного счастья, но теперь это почти миновало, я склонил Ваше сердце; о, я точно знаю, как я должен это ценить, мое усердие снова умножится, и я свято Вам это обещаю — за короткое время я стану более достойным и себя, и Вас. О, если бы Вы почли стоющим составить и умножить мое счастье Вашей любовью -— о, возлюбленная Ж[озефина], не влечение к другому полу меня притягивает к Вам, только Вы, все Ваше Я — со всеми Вашими особенностями — приковало к Вам мое внимание, все мои чувствования, всю мою способность ощущения. Когда я к Вам пришел, я был твердо намерен не дать зародиться в груди моей ни искре любви; но Вы меня покорили — хотели ли Вы того? — или не хотели? — этот вопрос Жозефина могла бы, наконец, мне разрешить.
О, боже, как еще много всего я хотел бы Вам сказать — как я думаю о Вас, что к Вам чувствую, но как немощен, как скуден этот язык, по крайней мере, мой.
Долгой — долгой — постоянной пусть станет наша любовь. Она так благородна, так зиждется на взаимном уважении и дружбе, даже на сильном сходстве во многом — в помыслах и чувствах — о, дайте мне надежду, что сердце Ваше будет долго биться для меня, мое же может лишь тогда перестать для Вас биться, когда его биение прекратится совсем. Возлюбленная Ж[озефина], прощайте. Надеюсь, однако, что и я Вас немного осчастливлю, ведь иначе я оказался бы корыстолюбцем.
Жозефина Дейм
№ 4а.7 О ней — о единственной возлюбленной — почему нет языка, способного. выразить то, что гораздо выше почитания, гораздо выше всего, что мы можем назвать! О, кто в состоянии произнести Ваше имя, и не почувствовать, что сколько бы ни стал он говорить о Вас, все равно, никакими словами нельзя изъяснить Ваше совершенство. Только звуками — ах, не слишком ли я нескромен, если думаю, что звуки мне будут послушнее, чем слова?
Вы, Вы для меня все, все мое блаженство. Ах, нет, и в моих звука х я тоже не смог бы это выразить. Хотя ты, природа, не скупо меня тут одарила, для нее этого, все-таки, слишком мало. Тихо бейся лишь, бедное сердце, — это все, что ты можешь. Для Вас — всегда для Вас — только Вы — вечно Вы — до могилы только Вы — моя отрада, мой свет. О, создатель, береги ее, благослови ее дни, все несчастья отведи от нее на меня. Только ей дай силы, ниспошли благодать и утешение — в этом жалком и, все же, часто счастливом бытии смертных людей.
И даже не будь она тою, благодаря которой я вернулся к жизни, все равно, она была бы мне дороже всего.
№ 5. Дорогая, хорошая, любимая Жозефина! Посылаю Вам покамест 6 фляжек одеколона из числа своих. Вы можете мне вернуть их, когда получите Ваши от моего дрянненького друга5 . Сегодня вечером я попробую застать Вас, мою любимую, возлюбленную, милую Жозефину. Если мне это не удастся, то я осыплю всеми проклятиями Вашу родню.
Прощайте, любимая. Я люблю Вас так, как Вы меня не любите.
Ваш верный Бетховен.
No 6. Не нужно доказывать, как охотно я пришел бы сегодня к Вам. Но занят множеством дел, и к тому же вернулся домой этой ночью лишь в половине третьего. Вы были вчера так печальны, милая Ж[озефина], неужели же я ничем не в состоянии на Вас повлиять, и это в то время, как Вы на меня ведь влияете так сильно, даете мне так много счастья. Не предавайтесь же Вы так уж очень своей наклонности к грусти, как мне больно Вас видеть такою, и особенно, когда не знаешь, как или чем помочь.
Здесь Ваше — Ваше Andante6 — и соната7; бросьте же Вы генерал-бас, который Вам ни к чему. Дождитесь, пока меня когда-нибудь уж больше подле Вас не будет, и тогда штудируйте его на здоровье с каким-нибудь учителем.
Завтра вечером я к Вам приду, незаняты ли Вы чем-либо другим? Если Вы собираетесь до этого пойти к тете Ф[инта]8 , то дайте мне знать о том завтра с утра. Тогда я приду лишь к девяти часам вечера, а Вы окажетесь в выгодном положении: в один вечер увидите двух интересных людей — некоего N9 и меня. Прощайте, ангел моего сердца.
№ 7. Дорогая Ж[озефина]! Прошу Вас, пришлите мне Andante и две песни10 — обещаю Вам, что все три вещи Вы послезавтра получите обратно. Песни я не стал бы у Вас брать, когда бы не встретилась мне сейчас нужда —- послать несколько песен вдовствующей русской императрице11 . А я не могу теперь заняться ни поисками других, ни сочинением новых. Если Вам не нужен «Idomeneo», то на несколько дней дайте его мне. Прощайте, возлюбленная, единственная Жозефина.
№ 8. Чтобы та, кто милее мне всего на свете, ничего обо мне тщетно не помыслила, я предупреждаю, что сегодня вечером меня не будет видно: завтра уезжает дорогой мой Л[ихновский]. Хотя на пути этой дружбы встречались многие неровности, я, все же, при расставании с ним чувствую, как он люб мне и сколь многим ему я обязан. Мне нужны комедии Флориана12. Завтра вечером я увижу дорогую, возлюбленную Жозефину, пусть же знает она, что милей и дороже ее ничего для меня не существует.
NB. Эти строки были написаны еще до получения Вашего письма. Мне теперь нужна еще соната in А13, я должен сыграть ее напоследок моему Л[ихновскому]. Прощай, ангел моего сердца, моей жизни.
Автограф письма Бетховена к Ж. Дейм (письмо №13)
Б. 1807.
№ 9. Возлюбленная, несравненная Жозефина! Сколь ни велико мое единственное желание увидеться с Вами, оно, все же, неосуществимо из-за множества дел. Окажите мне любезность, дорогая Ж[озефина], и напишите Вашему брату14, чтобы он как можно скорее прислал мне мои квартеты15 . Несмотря на все поиски, я не могу найти своей партитуры, и таким образом нет никакой возможности написать эти квартеты для Клементи16. У моего копииста переписка отнимает не больше 4-х дней, и после этого брат Ваш — я даю ему честное слово — тотчас же получит их назад. Прощайте, возлюбленная, дорогая Жозефина]. Мне нездоровится, и я чувствую себя еще хуже от того, что вчера и сегодня не мог Вас видеть.
Ваш верный Бетховен.
№ 10. 20 сентября. Гейлигенштадт.
Любимая, возлюбленная, единственная Ж[озефина]! Даже и несколько лишь строчек от Вас доставляют мне большую радость. Как часто я, возлюбленная Ж[озефина], боролся с самим собой, чтобы не переступить запрета, мною на себя наложенного, но напрасно — тысяча голосов мне все время шепчут, что Вы моя единственная подруга, моя единственная возлюбленная, и я больше не в силах выдерживать то, на что я сам себя обрек. О, дорогая Ж[озефина], пойдемте ж беспечально по пути, на котором мы часто бывали так счастливы; завтра или послезавтра я Вас увижу, и да подарит мне небо хоть час безмятежного общения с Вами, чтобы наконец-то состоялась давно уже мне нужная беседа, чтобы сердце мое и душа моя, наконец-то, могли бы снова пред Вами раскрыться.
Состояние мое до сих пор было все еще болезненным17, но постепенно оно улучшается. Когда здесь была сестра Тереза, мне еще было плохо, и почти весь этот месяц моя раздражительность не позволяла мне ни с кем общаться, даже с лучшими друзьями. В начале сентября я отправился в Гейлигенштадт, но это не пошло мне впрок, пришлось снова вернуться в город, потом я был там, в Эйзенштадте, у князя Эстергази, где исполнялась моя Месса18. Вернувшись оттуда несколько дней тому назад и не пробыв еще в Вене даже одного дня, я дважды был у Вас, но не смог иметь счастья Вас видеть. Это огорчило меня, и я подумал, что, быть может, расположение Ваше переменилось. Но я еще надеюсь. И там, в Э(йзенштадте], и повсюду меня всегда преследовал Ваш образ, в нем вся моя жизнь. Здоровье мбе с каждым днем становится все лучше, и я надеюсь, что вскоре снова сумею почаще посвящать себя друзьям. Не забывайте и не осуждайте
Вашего навеки Вам верного и преданного Бетховена.
Я сегодня буду в городе, и едва ли не мог бы и сам передать свое письмо, когда бы не опасался, что и третья попытка моя встретиться с Вами могла бы оказаться неудачной.
№ 11. Любимая Ж[озефина]! Лишь несколько строк я могу написать Вам сегодня. Если Вы думаете, что причина — в чрезмерных развлечениях, то ошибаетесь. С головой моей становится лучше, и поэтому я теперь чаще уединяюсь, тем более, что почти не нахожу здесь19 подходящего для себя общества.
Вы нездоровы, как я огорчен, что не могу Вас видеть. Но для Вашего и моего спокойствия лучше, чтобы я Вас не видел. Вы меня не обидели, раздражен же я был совсем не по той причине, которую Вы усмотрели. Сегодня я не могу Вам об этом написать более подробно, но что бы там ни было, наше мнение друг о друге зиждется, конечно, на такой прочной основе, что мелочи никогда нас не смогут поссорить. Однако мелочи способны наталкивать на мысли, которые, благодарение богу, пришли еще не слишком поздно. Ничего против Вас во мне нет, дорогая Ж[озефина], все — все для Вас, но так должно, все же, быть. Прощайте, возлюбленная Ж[озефина], через несколько дней — больше.
№ 12. Любимая Ж[озефина]! Так как я едва ли могу не опасаться, что Вы избегаете встречи со мной, и поскольку я больше не желаю, чтобы меня выпроваживал Ваш слуга, то придти к Вам я смогу теперь, пожалуй, лишь тогда, когда Вы мне объявите Ваше мнение насчет этого. Если Вы на самом деле не желаете больше меня видеть, то будьте откровенны — я безусловно заслужил это у Вас. Когда я от Вас отдалился, то я считал, что так тому должно быть, потому что мне казалось, что Вы того желаете; и хотя я от этого немало страдал, я все же овладел собою. Но позднее у меня снова возникли сомнения, верно ли я понял Вас. Все остальное содержится в письме, которое я Вам недавно послал. Скажите же мне, любимая Ж[озефина], Ваше мнение, ничто не должно Вас связывать. При данных обстоятельствах я больше ничего не могу и не смею, пожалуй, говорить Вам. Прощайте, любимая, любимая Ж[озефина].
Я прошу Вас прислать мне обратно книгу, в которую я вложил свои строки к Вам, у меня ее сегодня требуют.
№ 13. Прошу Вас, дорогая Жозефина, переслать эту сонату Вашему брату20. Благодарю Вас за то, что Вы создаете еще видимость, будто бы я не совсем Вами предан забвению, благодарю и в том случае, если это сделано Вами, быть может, больше по побуждению других. Вы хотите, чтобы я Вам сказал, как мне живется. Более трудного вопроса передо мною нельзя было поставить, и я предпочитаю оставить его без ответа, чем ответить слишком правдиво. Прощайте, дорогая Ж[озефина].
Как всегда Ваш, навеки Вам преданный Бетховен.
ПРИМЕЧАНИЯ
1) Имеется в виду издание, вышедшее в Цюрихе (у Негели) в мае —июне 1804 г., включавшее две сонаты Бетховена: ор. 13 («Патетическую») и ор. 31 No 3. Вторая из этих, сонат была издана впервые.
2) М. Шлезингер — скрипач.
3) Разумеется, речь идет о рукописи Песни (ор. 32). К сожалению, она не сохранилась. Но ясно, что она содержала какое-то обращение Бетховена к Жозефине.
4) Тетя Гвиччарди — сестра отца Жозефины, мать Джульетты Гвиччарди.
5) Имеется в виду Н. Цмескаль.
6) Andante (F-dur), первоначально предназначавшееся в качестве медленной части для сонаты C-dur ор. 53 (т. н. «Авроры»). Известно под названием: «Andante favori».
7) Здесь могла подразумеваться либо соната C-dur ор. 53, либо соната ор. 47 («Крейцерова»).
8) Тетя Финта — сестра отца Жозефины, вдова генерал-майора фон Финта.
9) Возможно, что подразумевается Н. Цмескаль.
10) Andante F-dur. Песни — вероятно, «Ап die Hoffnung» и «Gedenke mein».
11) Марии Федоровне- —-вдове Павла I.
12) Имеется в виду французский писатель Жан Пьер Кларис Флориан, чьи произведения были в конце XVIII века переведены на немецкий язык.
13) «Крейцерова соната».
14) Францу Брунсвику.
15) Квартеты ор. 59.
16) В 1807 г. Бетховен заключил контракт с М. Клементи на издание ряда его сочинений в Лондоне, в том числе на издание квартетов ор. 59.
17) Летом 1807 г. Бетховен страдал тяжелыми головными болями.
18) Месса C-dur ор. 86.
19) В Гейлигенштадте.
20) Вероятно, была переслана соната «Appassionata», посвященная брату Жозефины — Францу Брунсвику. Эта соната вышла из печати в 1807 г.
Комментарии Н. Фишмана
- 1. Beethoven. Dreizehn unbekannte Briefe an Josephine Griifin Deym (geb. v. Brunsvik). Erste vollstandige Faksimile-Ausgabe nach Beethovens Handschrift aus dem Besitz. von Dr. med. Dr. phi!, h. с. H. C. Bodmer in Zurich. Einfiihrung und Dbertragung von Joseph Schmidt-Gorg. Beethovenhaus, Bonn. 1957.
- 2. «Ludwig van Beethovens samtliche Briefe», Lpz., 1923, No 160.
- 3. Это о ней Бетховен писал Ф. Вегелеру 16 ноября 1801 г.: «...Милая, чудесная девушка, которая любит меня и любима мною... К сожалению, она не моего круга и теперь я не мог бы жениться...». В 1803 г. Джульетта вышла замуж за посредственного композитора Р. Галленберга, имевшего, однако, графский титул.
- 4. Возможными считались 1795, 1801, 1807 и 1812 гг., поскольку в эти годы 6 июля было понедельником.
- 5. Письмо от 17 июля 1812 г.
- 6. Экземпляр публикации этих писем на языке подлинника хранится в Государственном Центральном Музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки (он получен от Бетховенского Дома в Бонне в порядке взаимообмена материалами). Переводы писем сделаны Н. Л. Фишманом при участии и консультации Э. В. Минут и А. И. Арнольда.
- 7. И. Шмидт-Гёрг, публикуя это письмо, не включает его в число «Тринадцати», видимо, по той причине, что оно сохранилось не в подлиннике, а в копии, сделанной рукой Жозефины.